Откровенно говоря, приглашение выступить на страницах журнала застало меня врасплох и вызвало тихую панику. Не сразу, конечно, а только после того, как я с ужасом убедился, что отпущенный мне срок истекает, а я не только ничего не написал, но даже и не определился с темой.

Вначале все шло хорошо. Я торопливо погордился вниманием к собственной персоне и деловито приступил к работе. Однако, промаявшись пару часов и застолбив с полдюжины тем, решил, что утро вечера мудренее и спокойно лег спать. Утром просмотрел наброски, плюнул и начал заново.

Я еще несколько раз усаживался за компьютер, регулярно обнаруживая, что с каждым разом количество написанного не возрастает, а убывает. Кончилось тем, что все килобайты моего файла оказались заполненными лишь бренной памятью о вычеркнутых фрагментах, а единственная страница моего опуса практически опустела.

Однако в голове моей продолжалось вавилонское столпотворение. Множество идей, мыслей и мыслишек, толкаясь и перебивая друг друга, толпилось и вопило, как на кастинге популярного шоу.

– Давай теорию! – кричала одна.

– Нет, практику! – возражала другая.

– ТРИ-И-З! – истошно визжала третья.

– Тихо, девушки! – не выдержал я, – а не начать ли нам с культуры?

– С какой еще культуры, дядя? Мы же о рекламе говорим, а она – особа своенравная. Даже Международный рекламный кодекс признает за ней право на необъективность и сквозь пальцы смотрит на «некоторые преувеличения». Отсюда и до индульгенции на обман недалеко. А ты о какой-то культуре толкуешь!

– Ну, положим, вопросами обмана занимается не рекламный, а уголовный кодекс. Ему все равно, кто ты: обычный жулик, или жулик-рекламист. Если факт мошенничества обнаружен – последует и наказание. А культура – вещь и для рекламы нелишняя, – говорю я.

– Господи! Да где ты видел культурную рекламу? – снова галдят они.

– Ну, вспомните хотя бы старые ролики банка «Империал». Вполне приличная серия качественных экранизаций популярных исторических анекдотов. И смотрелась солидно, и интерес вызывала к новым сериям. Какая-никакая, а все же информация. Можно сказать, своего рода просвещение.

– Ты бы еще «МММ» похвалил!

– И похвалю! Не фирму, конечно, а ее рекламу. Претензий к ней никаких. Добротно, красиво и без пошлости. Опять же убедительно. Все четко, ясно, даже с расчетами. Вот если бы еще и заказчик почестнее был… Но это уже фантастика.

– Да, кстати, о фантастике в рекламе некоего сыра - вступила мысль, похожая на популярного телеведущего, - Туповато, конечно, и однообразно. Однако, я думаю, что всем, кто успел увидеть, навек запомнился мимолетно промелькнувший ее «черный» римейк, посвященный гибели пассажирского самолета над Черным морем: «Это страна такая, сынок!»… Вроде и не этично, но очень метко. К тому же и появился он чуть ли не на следующий день после трагедии.

– Да, дорого яичко ко христову дню! – неосторожно отметил я, спровоцировав мгновенный ответ из задних рядов нашего собрания. Некая небритая мыслюга выдвинулась на авансцену и, ткнув в меня заскорузлым пальцем, разразилась речью:

– Вот! Кстати, о яйцах. У меня тоже возникла одна ассоциация, причем вполне конкретная. Еду я как-то по улице и вижу в ее конце странный призыв: ОТРУБИ ЯЙЦО. Я своей «шестеркой» чуть КамАЗ не протаранил. Очухался только тогда, когда подъехал поближе и увидел композицию целиком. Это была всего лишь обыкновенная вывеска оптового магазина, на второй половине которой значилось: МУКА САХАР.

– А что, может это и не случайно! Может это такой продуманный рекламный ход. Убойный! – загомонили мысли, - и не хочешь, да подъедешь.

– Вот-вот! Именно убойный! Понавешают вдоль дороги - то девиц полуголых, то каких-то показометров светофорной расцветки… Одна нервотрепка, – снова заворчал небритый, – А уж о плазменных мониторах и говорить нечего – то ли теракт впереди, то ли дома навстречу машинам поехали. Культура, понимаешь! Мезозойская…

– Вы правы, коллега, с культурой у нас слабовато, – вступила пожилая идея с академической бородкой, – И не только в рекламе, как Вы изволили заметить. Вот Центральное телевидение, например, устами популярной артистки вопрошает: «Что хочет женщина?» Вы понимаете? Я – нет! Если бы они спросили: «ЧЕГО она хочет?», или, хотя бы: «ЧТО ей нужно?», можно было бы и погадать. Хотя этого тоже никто не знает, включая и самих женщин. Ну, хоть бы Пушкина вспомнили: «Чего хочу? С какою целью открою душу Вам свою?»

– Да ничего они уже не помнят, кроме «Чо те надо, чо те надо?» – вмешалась мысль в поношенном армейском камуфляже, – Во время последней массовой избирательной кампании какой-то безвестный наследник братьев Покрасс решил перекроить установленные ими границы боевой славы. Тоже идиотские, кстати. Так вот, в рекламной песенке, состряпанной для одной из политических партий, он не побоялся утопить всю Восточную Европу в неопределенном количестве собственноручно клонированных водоемов. А этот, дисциплинированный, у которого даже мысли поэскадронно скачут, добросовестно эту дурь озвучил: «От бескрайней сибирской тайги до янтарных Балтийских морей…» Сколько их теперь, морей этих – кто знает? Раньше одно было. Да и Британских…

– Коллеги, коллеги! Может, все-таки, вернемся к рекламе? – прижимая к высокой груди объемистую папку, просительно, но строго произнесла мысль в модных очках, – А то наш хозяин опять останется ни с чем, – и мило покраснела.

– Можно и к рекламе, – с облегчением сказал я, – Давно пора. Только давайте по очереди. И не забывайте о культуре.

– Я тут подобрала кое-что, – смущаясь, заговорила тема с папкой, – про «силу мыла», «упругие формулы» и прочие «научные открытия».

– Это про то, как Эйнштейн бутылку открывал? Про то, что открытие бутылки с пивом равноценно открытию полюса? Какая же тут наука? Пошлость одна, хоть и красиво сделанная, – посыпались реплики.

– Давайте, – сказал я теме с папкой, – да покороче, пожалуйста, – желающих вон сколько!

– Хорошо-хорошо! Я быстренько. Вот, например, загадочное определение: «Преломляющийся упругий блеск». Я всю физику пересмотрела, но так и не нашла никаких объяснений. Или вот еще: «Роскошный эффект трехмерного объема».

– Гы-гы-гы, – заржала мысль в бандане с черепами, – Двумерным бывает только плоский юмор, а объем – он и в Африке трехмерен. Все это издержки машинного перевода. Эти придурки просто снимают кальки с английских выражений, не давая себе труда пошевелить мозгами. Я чуть с катушек не съехал, когда услышал, что «Милки вэй» переводится как «Молоко и нежность». Читать не умеют, так хоть картинки бы смотрели – на упаковке же Млечный путь нарисован!

– Да, кстати, у меня тут тоже есть сюжет из астрономии, – пискнула очкастая, – Мальчик предлагает девочке посмотреть в телескоп на созвездие Ориона. Когда-то я тоже на это купилась. Теперь-то я знаю, что Орион занимает полнеба, а предложение заглянуть в телескоп – только уловка, чтобы стянуть у девочки «Чокопай». Или еще что... Ночь ведь, темно…

– Ладно, оставим девочек в покое и продолжим разговор о переводе, – снова оживилась идея с бородкой. Пусть этот факт и не относится к рекламе, но все же подтверждает тезисы коллег об общем недостатке культуры. Просматривая книгу «Творческая визуализация и цвет», я обнаружил новый перевод из Фауста Гете. Вы представляете, вместо привычного: «Суха теория, мой друг, а древо жизни буйно зеленеет», было написано буквально следующее: «Дорогой друг, вся теория – сера, но золотое дерево реальной жизни бьет вечнозеленым ключом».

Произнеся это, старичок внезапно побледнел и упал в обморок. Оставшиеся мысли испуганно затихли и незаметно стушевались.

Я снова остался один.

На главную

© Е.И.Вотяков, 2006